Я ЗАБИРАЮ
МУЗЕЙ ДОМОЙ

До музея я работала в Пермской художественной галерее. Иногда были у нас совещания в кабинете директора Надежды Владимировны Беляевой. Над ее рабочим столом висела маленькая картина Архипа Куинджи «Эльбрус» в золоченой раме. Мне было всегда трудно сосредоточиться на теме совещания, мои мысли и взгляд были обращены только на эту снежную горную вершину — сахарную головку, утопающую в розовом свете восхода солнца. С тех пор я обращаю внимание на все работы художников с изображениями гор — действует на меня магия искусства или нет.

«Ясность и покой» (работа до и после реставрации), картон, бумага, калька, аппликация, синяя шариковая ручка, коллекция PERMM. Фото: Наталья Суркова

Думаю, что «Ясность» и «Покой» — это названия двух горных вершин на произведении Сергея Ануфриева. Они плохо просматриваются через туманную преграду в виде листа кальки и кажутся поэтому очень далекими и недостижимыми. Всматриваясь в «Ясность и покой», невольно проецируешь эти два понятия из восточных духовных практик на свою жизнь. Работа в музее трудная, занимает практически все время, в ней мало ясности, покоя нет совсем. Эта картинка, сделанная в стиле скрапбукинга, как и «Эльбрус» Куинджи, захватывает мое внимание, говорит мне, что хорошо бы пойти на занятия йогой, отстраниться от рабочих сложностей и искать ясность и покой внутри себя. Хотелось бы забрать ее домой для ежедневных сеансов созерцания и размышлений. Тем более что у меня очень маленькая квартира и картинка размером 21×24 см как раз подойдет.

Но если бы я жила в большом 2−3-х этажном доме или даже во дворце, я бы выбрала совсем другие произведения. «Вершки и корешки» Игоря Панина обязательно и, например, «Портал» Анатолия Осмоловского.

В 2017 году была проведена реставрация произведения «Ясность и покой». Был послойно «разобран» весь коллаж с целью удаления клеевых пятен. Я видела изображение гор без прикрытия калькой и могу сказать, что на ней держится 95% множества вариантов интерпретации этого произведения.

Выставка «На маяк. Форма и политика света», открылась в 2017 году и была моим первым крупным и самостоятельным выставочным проектом в музее ПЕРММ, поэтому, наверное, явилась самым запоминающимся событием, связанным с моим развитием и становлением в музее. Работа Олега Устинова «Я так хотел бы разбить окно» была создана специально для выставки и имела чрезвычайно сложный технический райдер, что, конечно, изрядно заставило команду музея «попотеть» в поисках необходимых составляющих. Но какое же это было счастье — увидеть итоговый результат: неоновая надпись-призыв, которая выпадает из полуразбитой витрины «окна», словно после атаки уличных хулиганов, она приковывает взгляд, затягивает в этот мистический зеленый свет с головой и заставляет рефлексировать, высвобождать скрытые смыслы. А еще название работы «Я так хотел бы разбить окно» цитирует строку из песни Егора Летова «Зоопарк» и это круто! Наверно поэтому, несмотря на сложность сборки и хранения объекта, мы взяли ее в коллекцию.

Устинов Олег, «Я так хотел бы разбить окно» (2017), стекло (неоновая надпись, стеклопакет), акриловое стекло, электромонтаж, коллекция PERMM, фото: Иван Козлов

Я выбрала странную и одновременно идеальную работу — дырка на улицу, сделанная испанским художником Эскифом в экспозиции — через нее можно было увидеть долину Егошихи.

Когда долгое время сидишь дома или на работе, хочется вырваться на улицу, а дырка в стене —практически символ свободы. Часто засиживаясь в интернете, забываешь о прогулках, а дырка прозрачно намекает на красоту природы за стеной. Кстати, дырка была любимым экспонатом всех детей — страшно вспомнить длину очереди к просмотру! Тогда же в 2015-ом году Escif подрисовал Речному вокзалу много разных окон, чтобы он снова казался живым.

Escif. Выставка «Привет из Молотова», PERMM (2015), фото: В. Бабушкин // архив музея

Кстати, в музее она тоже играла важную роль. Экспозиция музея — это, как правило, очень закрытое пространство со специальным светом и экспонатами, которые часто нельзя трогать руками. Пейзаж вокруг нашего музея удивительный, особенно вид на долину реки, по сути, это исторический центр города. И не хочется упускать возможности, помимо знакомства с современным искусством, ещё и полюбоваться пейзажем родного города. Кстати, дырка была любимым экспонатом всех детей! Страшно вспомнить длину очереди к просмотру!

И еще есть одна любимая история про художника Escif. В 2015-м мы еще верили, что переедем обратно в здание Речного вокзала после его реконструкции, поэтому было очень грустно смотреть на его закрытые окна, где не было никакой жизни. Так вот, художник за две недели в Перми успел подрисовать Речному вокзалу много разных окон, чтобы он снова казался живым!

фото: Светлана Лучникова

Синий цвет и отпечатки тела: первое, к чему отсылает «Parahuman» — это антропометрии Ива Кляйна. Алхимические превращения Кляйна заменяются Алструп на трансформацию живого и неживого, массы человеческого тела и синтетических материалов, в итоге художница представляет не отпечатки человеческого тела, а гибридное существо, изгибающееся и изворачивающееся до такой степени, что его составные части начинают терять свои очертания, — смешение биологических материалов человека и других видов.

Для Кляйна синий цвет лишен ограничений, это подлинная визуальная природа. Синий — это цвет неба, рая и моря. Алструп представляет синий цвет как цвет метаморфозы, стирания границ понимания человеческого.

Сейчас много говорится о том, что искусство больше не является тем, что весит на стене, но работа Эмили Алстрруп (в этом контексте) напоминает ружье, готовое выстрелить в любой момент.

Эмили Алструп, СверхЧеловек. HD-видео, 2 минуты 13 секунд. Выставка «Extemporary: искусство вне времени», PERMM (2020), фото: Анастасия Яковлева

Мощно.
Лаконично.
Кроссплатформенно.
Кросстемпорально.

выставка «Имя рек», PERMM (2018), экспозиционное решение художника и куратора выставки «Имя рек» Дмитрия Пиликина, фото: Иван Козлов

Я поставлю у себя дома одну из надувных скульптур Саши Фроловой — самую цветную, самую дикую. Больше всего меня будет радовать то, что посреди комнаты вырос дикий, странный инопланетный цветок, который пытается захватить мою квартиру. Если цветок надоест мне, тогда от него можно быстро избавиться — просто проткнуть, тогда он сдуется и уменьшится — я бы легко его победила.

выставка Саши Фроловой PARADIZARIUM, PERMM (2017), фото: Максим Кимерлинг, Анна Питич

Если поставить «Фонтан» Сиф Итоны Вестерберг в парк у меня на Вышке II, жизнь будет другой. Там запахнет сиренью, все будут сидеть на лавочках и думать о прошлом и будущем, глядя, как по металлическим ниточкам фонтана стекает вода в голубые поддоны, привлекающие светом ночных мотыльков. Химеры смотрят на всех, и все смотрят на них — с трепетом и немного испуганно.

Сиф Итона Вестерберг, Фонтан (2018), конструкция из алюминиевых труб, пеноблоки с нанесенным рельефным изображением, резервуары с водой, электронасосы, электромонтаж. Выставка «Extemporary: искусство вне времени», PERMM (2020), фото: Анастасия Яковлева // архив музея

Я не помню, когда впервые увидела Шарманку Бродского, но точно помню, как только заиграла музыка и начал падать снег, я заплакала.

Александр Бродский. Шарманка. Из проекта «Населенный пункт» (2006). Металл, стекло, пластик, сборка. Фото: Алексей Гущин // архив музея

А «Тунгусское вещество» Дмитрия Каварги дрожит и вибрирует, хочется отдать ему целый зал. Помню на монтаже я увидела этот объект, и вся его вибрация пошла по ногам и спине, как будто вещество проникло в тело.

Дмитрий Каварга, Тунгусское вещество (2014−2015). Аудиоинсталляция. Выставка «Обещание пейзажа», PERMM (2015). Фото: предоставлено автором

Я бы с удовольствием завела себе дома кинетического питона (πTON/2) с выставки «Новое состояние живого». Он ничем не хуже ласкового домашнего питомца — извивается, урчит что-то на своем механическом. Смотришь на него и думаешь: «А не так уж и хочется выходить из этого бесконечного цикла смертей и перерождений». Надеюсь, его все-таки можно будет иногда выключать.

Петр Белый, Тишина. 2010. Дерево, сборка. Из коллекции музея PERMM.
фото: Дмитрий Маклыгин, Михаил Григорьев

Тишина. Создана на полном противоречии — взрыв, который должен быть ярким и ослепительным, оказывается темным и глухим. Абсолютно статичная, она, кажется, находится в постоянном движении — летят во все стороны осколки. Взрыв должен быть оглушительно громким, но вокруг — тишина. Ты стоишь, и душа замирает в этой тишине, чтобы вновь встрепенуться и жить дальше с новой силой.

Петр Белый, Тишина. 2010. Дерево, сборка. Из коллекции музея PERMM.
фото: Дмитрий Маклыгин, Михаил Григорьев

Я бы очень хотела отжать себе домой корпеше-флаги с выставки «Лицо невесты». Казахский художник не-помню-как-его-зовут подарил их музею. Не представляете, насколько восхитительно мягкие ткани у этих флагов! Мечта мечт — поваляться на них. Когда проводили пресс-показ (или какую-то другую тусовку) для журналистов в период работы этой выставки, им разрешили пройтись в одноразовых бахилах и посидеть на этих супер-флагах. Я сама на подобный «вандализм» не решилась, сидела и молча завидовала), зато потом в хранении их потискала. Хочу. Срочно надо. Ну, надо и все! (Потому что у меня ребенок дома, коврами можно все обложить, а я же ж разорюсь на антисиняковые мази).

Саид Атабеков, серия «Корпеше – Флаги» (2009–2012), парча, жаккардовая ткань, вата, шитье машинное, шитье ручное, коллекция PERMM, фото: Алексей Гущин

Еще не отказалась бы от медвежачьей шубы Дмитрия Цветкова. Зачем? А вот выхожу я вся такая царственная из бани в этой шубке и шествую домой по мосткам. Весна же, ветер еще холодный, а шубка у медведя прям самое то!

Дмитрий Цетков. Сила и власть (2012). Чучело бурого медведя, ткань, искусственный мех, таксидермия, шитье машинное, коллекция PERMM, фото: Алексей Гущин

Я просто обожаю «Библиотеку Пиноккио» художника Петра Белого! Если бы она стояла у меня дома, я бы приставила к ней лестницу на колесиках и летала бы от стеллажа к стеллажу целый день! В моем воображении эта библиотека бесконечна, ее можно достраивать, перестраивать, громоздить стеллажи один на другой, хоть до Луны! И эта игра меня забавляет — она создает особую связь с пространством и временем. «Библиотека Пиноккио» сделана из старых досок, собранных в разных локациях Перми (в том числе, уже несуществующих) — то есть даже внешне она визуализирует Память, что уж говорить про внутренний потенциал работы. А говорить про этот потенциал на экскурсиях — я обожаю вдвойне. Кстати, у Петра Белого есть и другие Библиотеки. Вот было бы здорово собрать их все в PERMM!

Библиотека Пиноккио (2008), инсталляция, старые доски, сборка, коллекция музея PERMM, фото: Дмитрий Маклыгин, Михаил Григорьев

Я бы забрал домой всю выставку «Утопия драконов. Драконы оставили свое жилище, лишь ветер гуляет в пустых стенах» Ивана Горшкова. Мне кажется, данная целиком она с легкостью впишется в любой интерьер и планировку, она адаптивна, и у нее нет строгих рамок. Выставка в какой-то степени эталон моего дома, когда на общем плане абсолютный бардак, но при более внимательном изучении каждая вещь на своем месте. А еще фонтан! Кто не мечтает о фонтане дома!

Выставка Ивана Горшкова «Утопия драконов», PERMM (2018), фото: Дмитрий Маклыгин, Иван Козлов

Мне сильно запомнилась Плейстоценовая сцена, потому что я видел процесс создания инсталляции художником. Расмус приехал в музей первым, за 10 дней до открытия. Мне было интересно смотреть на работу, наблюдать, как выстраивается экспозиция. С какой кропотливостью и внимательностью датчанин собирает каждый элемент. Сбор и обжиг деревьев, установка зеркал, общий вид инсталляции. При этом мне был понятен и сам посыл. Даже названия зеркальных полотен: «Прости, тур», «Прости, шерстистый носорог» и так далее, вызывают чувство неловкости и вины за исчезновение видов животных. Осмысление такого типа искусства размораживает эмоции к вещам, о которых ты не думаешь и не говоришь в повседневной рутине.

Инсталляции Прости, шерстистый носорог, Прости, теленок шерстистого носорога, Прости, гигантский олень, Прости, тур. Природные материалы, искусственный снег, зеркала с гравированными изображениями животных, ремни. Выставка «Extemporary: искусство вне времени», PERMM (2020), фото: Анастасия Яковлева

С одной стороны, я боюсь темноты, поэтому не люблю гулять ночью. С другой — мне нравится таинственный полумрак, который изредка встречается в уютных кофейнях. В таких местах можно сидеть с кружкой ароматного чая, заниматься своими делами и чувствовать себя безопасно.

Мне бы хотелось забрать домой работу Романа Постникова «Родники Ижевска». Я бы каждый вечер зажигала эти огоньки, чтобы вместе с мужем мы могли или заниматься каждый своими делами, или просто сидеть и разговаривать, а красота от светящихся «родников» окутывала бы нас атмосферой тайны, уюта и волшебства.

Постников Роман, инсталляция «Родники Ижевска» (2016), стеклянные емкости с водой, светодиодные лампы, электромонтаж, выставка «Земля Музъем», PERMM (2020), фото: Анастасия Яковлева

Пикник — это та выставка, которая сама пришла ко мне домой и осталась… Соляные кристаллы поселились на наших полках, а музей PERMM — в нашей повседневности. Возможность стать медведем на официальных основаниях и забраться в берлогу так понравилась детям, что музей на несколько лет с их легкой руки переименовался в «дом мишек». Шкуру медведя можно повесить на крючок, и она тебя будет ждать. Кристаллы растут, пространство меняется, все живет, и, в то же время, все неживое, придуманное. Весь музей как игровая площадка для одних и место медитации для других. Эта игра с искусством, игра в искусство, где можно строить замки из зефирок и рисовать котов. Музей не как энциклопедия и собрание сочинений, а как место сотворчества, диалога художника и зрителя, любого зрителя, каждого зрителя. А берлоги медведей — это отдельная песня! Хочу старую лодку! Срочно! Я самоизолируюсь у моря, и лучше в толстой шкуре медведя.

выставка художников Герды Штайнер и Йорга Ленцлингера (Швейцария) «ПИКНИК», PERMM (2015 — 2016), фото: Иван Козлов